Театральная компания ЗМ

Диана Вишнева: Красота в движении

Проект Сергея Даниляна при участии Центра Исполнительских Искусств Графства Оранж, Ардани Артистс Менеджмент (США) и Мариинского театра (Россия)
Премии «Золотая Маска» 2009г. - «Лучший спектакль в балете», «Лучшая женская роль» (Диана Вишнева), Приз критики
ЛУННЫЙ ПЬЕРО

балет в одном акте

Хореография Алексей Ратманский

Музыка Арнольд Шенберг

Сценография и костюмы Татьяна Чернова

Дирижер Михаил Татарников


Исполнители: Диана Вишнева, Ислом Баймурадов, Михаил Лобухин, Александр Сергеев


Елена Соммер, меццо-сопрано
Максим Могилевский, фортепиано


Николай Мохов, флейта
Виталий Папырин, кларнет
Антон Козмин, скрипка, альт
Екатерина Ларина, виолончель



Продолжительность 32 мин.



ИЗ ЛЮБВИ К ЖЕНЩИНЕ

F.L.O.W.


(For Love of Women)

балет в трех частях

Хореография и режиссура Мозес Пендлтон

Дизайнер реквизита Майкл Кури

Дизайнер костюмов Фиби Кац


Исполнители: Диана Вишнева, Мария Шевякова, Екатерина Иванникова



Продолжительность 30 мин.



ПОВОРОТЫ ЛЮБВИ

балет в одном акте

Хореография Дуайт Роден

Музыка Дэвид Розенблатт

Художник по костюмам Изабель Рубио

Художник по свету Тони Маркс


Исполнители: Диана Вишнева, Дезмонд Ричардсон, Михаил Лобухин, Яна Селина, Александр Сергеев, Ксения Дубровина



Продолжительность 30 мин.


Продюсер Сергей Данилян






Фотографии © Gene Schiavone

[В «Лунном Пьеро»] блистательная балерина оказалась великой клоунессой, способной одним движением угловатого плечика преобразиться из скорбного Пьеро в легкомысленную кокетку Коломбину.
Дуайт Роден, темпераментный хореограф и глава труппы «Complexions», известен брутальностью постановок, и в «Поворотах любви» с Дианой Вишневой себе не изменил. Тело – так во всей красе, эротика – так не прикрытая лирикой, рефлексия – так уж буйная, агрессия – так уж явная. Композицию для трех пар хореограф сделал в стиле раннего Форсайта, сдобрив ее аппетитными джазовыми физиологизмами. В стихии этого телесного экстрима чернокожий партнер Дианы, роскошный Дезмонд Ричардсон, чувствовал себя, как сноубордист на знакомой трассе. Классическая балерина ему не уступала: ломала ребра, выдергивала из суставов ноги, запрыгивала на самые зверские поддержки и обвивала темный торс партнера с уверенной ласковостью питона так, будто ничем другим в жизни и не занималась.
Мозес Пендлтон, знаменитый руководитель не менее известной группы «Momix», в сущности, не хореограф, а такой пластический Кулибин. Его «фишка» – создание визуальных образов, ошеломляющих и загадочных. Основанные на трюке, они требуют от исполнителей навыков скорее акробатических, чем танцевальных. Пластика же балерины Вишневой, вызвавшая у автора ассоциации с «молоком, разлитым в невесомости», направила фантазию господина Пендлтона в соответствующее русло. В первой миниатюре в космической черноте парило одинокое перо, вышагивали страусы, складывали крылья умирающие лебеди, подмигивала потешная рожица, танцевала безголовая балерина с неправдоподобно гибкими ногами. И только глаз, навостренный представлениями «Momix», мог определить, что все эти картинки составлены из обрезков человеческих конечностей (руки до локтей и голени ног), светящихся флюоресцентной синевой.
Второй номер – пластический этюд на покатой поверхности зеркала – Диана Вишнева, не вставая с зеркального пола, превратила в квинтэссенцию мифа о Нарциссе. Ее точеное тело, стянутое истомой и спазмами сладострастия, выгибалось и распластывалось, а отражение превращало его в многорукого-многоногого монстра, сжимающего в объятиях самого себя. В последней новелле Диана, одетая в феерический костюм – коническую шляпу из свисающих до полу нитей бус, – вертелась как перпетуум-мобиле, превратив свое одеяние в гигантский сияющий нимб.


газета «Коммерсант»



Вишнева занялась на собственном бенефисе тем, что делает всегда, даже в ролях классического репертуара, то есть разведкой нового, экспериментом. Три совершенно новых балета – решительная и ненадежная, отважная дягилевская практика, когда все сразу ставится на кон.
У «Лунного пьеро» был четкий, не связанный с комедией масок сюжет и собственная, не подчиняющаяся музыке, но вступающая с ней в диалог интонация. Вишнева была не Пьеро и не Коломбиной – Вишнева была Луной. Причиной безумия трех мужчин, их манией, их болезнью, с которой они в своей гордыне пытались заигрывать, но обреченно смирялись. Маленький балет Ратманского – он о стремлении к тому, чего достичь невозможно. Ну а раз понимаешь, что невозможно, надо превратить страдание в шутку и игру, сделать вид, что все это не всерьез. Ратманский, хореограф-интеллектуал, расчисляющий каждый спектакль умно и прохладно, закрывающий свой собственный мир непроницаемым щитом, порой с бесстрашным интересом всматривается в неконтролируемое безумие – в его свободу и в его ужас.
Второй балет вечера – никаких страданий, сплошное восхищение. Три части его спектакля F.L.O.W. – это работа с различными иллюзиями.
Ратманский в своем тексте говорил о трудности и напряжении балетной работы, Пендлтон – о том, что балет всего лишь восхитительное шоу, не надо принимать его всерьез. А Дуайт Роден – про ее обыденность.
Три пары, ведущие диалоги, в процессе спектакля меняющиеся партнерами и возвращающиеся к прежним своим избранникам, «разговаривают» привычным слогом неоклассики, слегка отредактированной деконструктивизмом. Добротные дуэли, добротные объятия – ежедневная рутина, вылитая в текст без революционных находок. Другое дело, что это для Нью-Йорка рутинный текст, а наша публика сидела и изумлялась брутальности и эротизму неуловимых, кажется, контактов.
Ну что ж, история повторяется: как и в дягилевские времена главные события русского балета придумываются за рубежом.


газета «Ведомости»