Мещане

Интервью Кирилла Серебренникова газете«Коммерсант»:

«Мещан» я прочел недавно. Горький ее написал в том же возрасте, в каком находился я, когда ее читал. Это взгляд довольно молодого человека.

А как быть с темой революции? Там есть персонаж Нил, который сам как буревестник грядущих перемен.
Да кто это сказал! Это все советская власть придумала, никакой он не революционер! Он же понтовый парень, он артист. Он там все разрушает, и все поминания черта в пьесе относятся к нему, его и нехристью называют, и чумазым.
Но вообще-то «Мещане» про вечный конфликт отцов и детей. Вы вкладывали в спектакль личный опыт?

Безусловно. Я даже хотел посвятить спектакль своим родителям, но потом подумал, что они обидятся. Это не про них, а на тему, которая есть у каждого человека. Кстати, интересная вещь: я когда репетировал, вроде бы сам был на стороне детей, а получалось все про стариков.
Может быть, это пьеса про то, что взрослым детям нельзя жить под одной крышей с родителями?
Про квартирный вопрос! Ха-ха! Нет, если бы все было так просто… Но у нас на сцене и дома-то нет.
Это специфически русская история?
Более русской не бывает. И слово такое особенное — «мещане». Оно не было ругательством, это городское сословие. Горький никакого негативного оттенка в слово «мещане» не вкладывал. Это хорошее слово, звучит так интересно, там «щ» такое цепкое, особенное. Ни в одном ведь приличном языке этого звука нет, так что очень русская история!



Первая мысль, которая приходит в голову после просмотра мхатовских «Мещан», — о Горьком. Ну и драматург! Таких пьес во всем мировом репертуаре раз-два и обчелся.
У Горького речь идет о такой вечной и сиюминутной вещи, как конфликт поколений. В пьесе он социально окрашен — это прямой конфликт отцов (сословных мещан) и детей, пытающихся за рамки сословия выпрыгнуть. Постановщик спектакля Кирилл Серебренников тоже оказался в нынешнем раскладе средоточием поколенческого конфликта, но не социального, а скорее театрального. Для немалой части культурного сообщества именно Серебренников — безбашенный радикал, готовый сбросить с парохода современности то, что было нам в театре дорого и свято, а взамен предложить пшик на палочке. Поставив Горького с артистами МХАТа, он словно пытается доказать, что это наивное представление о нем — не более чем наивное представление: с парохода современности он никого сбрасывать не собирается — пусть все едут, пряники жуют.

Удушливой атмосферы, столь важной для пьесы Горького, в спектакле нет. Даже нависшая над домом смерть не может остановить оглушительную театральную круговерть. Что наша ж-и-изнь?! — Игра! Это отношение к жизни, как к очень интересной и иногда захватывающей игре, и есть главный камень преткновения. Собственно, в конфликте, стоящем за пределами этого спектакля, та же история.

Незадолго до премьеры Серебренников так сформулировал смысл своей постановки: мол, старики будут жить у него по законам психологического театра, а молодым достанется авангард. На самом деле тут совсем другой конфликт — между стилем, вне которого старшее поколение не мыслит свое театральное бытие, и нынешним многостильем. Это самое многостилье (в одежде, в дизайне, в искусстве) вообще есть знак времени, и словом «авангард» его не обзовешь. Ибо авангардист, как и революционер, всегда хочет поменять одни правила на другие, свято веря в важность этих самых правил. Серебренников верит в то, что придумывание правил — тоже игра. Он твердо усвоил главную заповедь наших дней: не принимай стиль жизни за ее смысл. Играй, а то проиграешь.