Театральная компания ЗМ

Пресса

28 февраля 2012

Шашки наголо

Майя Крылова | Газета «Новые известия»

На основной сцене Большого театра пошли гастроли оперной труппы Мариинского театра. Певцы и оркестр под руководством Валерия Гергиева представили «Мертвые души» Родиона Щедрина. Поставил спектакль режиссер Василий Бархатов.

Опера, написанная композитором по собственному либретто в 1976 году, считается трудной для исполнения. В ней 32 сольные партии и два хора: один на сцене, другой – в оркестровой яме, на месте отсутствующих скрипок. Персонажи общаются друг с другом подлинным гоголевским текстом, спрятанным в диалогах-речитативах и укутанным вполне современными, отнюдь не классическими «антимелодиями». Впрочем, старые добрые арии тоже есть, как и разнокалиберные ансамбли, плюс народные распевы – они прослаивают мизансцены и должны показать исконность c вековечностью. Музыку, отданную гоголевским героям, критики назвали «портретной»: каждый персонаж имеет «личный» инструмент. Манилов, например, – сладкая флейта, Собакевич – мрачно бубнящие контрабасы, а Ноздрев буянит под гудящую валторну. Лишь угодливый хамелеон Чичиков (Сергей Романов спел эту партию без особых артистических и вокальных волнений) подлаживается под каждого, у него нет своего инструмента, а манера поведения и даже костюмы резко меняются в зависимости от клиента.
Лирика Щедрина покоится на едкой сатире, и, ставя оперу, Бархатов сделал то, что от него ждали: намекнул на сходство двух Россий – старой и современной. Художник по костюмам Мария Данилова многозначительно подчеркнула размах национального прохиндейства, придав персонажам одежды всех эпох. Сценограф Зиновий Марголин удачно поиграл масштабами: взял бричку Чичикова и увеличил ее до гигантских размеров. Зрителю видны два огромных колеса и такое же нависающее днище, под которым происходит действие. На фоне конструкции персонажи кажутся невзрачно-мелкими. На днище (небе этого мирка) установлен экран, где идет отдельная история: то театр силуэтов изображает спотыкающуюся похоронную процессию без конца и края, то плывет столь же бесконечный унылый пейзаж (видеохудожники спектакля специально повторили маршрут Чичикова, снимая «нынешнюю страну из воображаемой брички»).

При том что видеоэффекты задуманы как связки, спектакль распадается на ряд отдельных картинок. Впрочем, череда гротесковых типов по-своему забавна. Губернские чиновники, ублажающие Чичикова севрюжкой под рефрен «Виват, Павел Иванович!»: а вдруг гость важная птица? Источающая патоку чета Маниловых – они принимают гостя на пасеке, одетые в спецкостюмы «от пчел». Ворчливая Коробочка – мелкая бизнес-леди, держащая швейную мастерскую с гастарбайтерами. Новорусский дебошир Ноздрев кутит с девочками и азартно мухлюет в шашках: это не игра, а битва. Собакевич – партийный педант-докладчик на кафедре: он угрюмо вещает, что все сволочи, античные бюсты на шкафу кивают и подпевают, а из ящиков лезут перечисляемые владельцем трупы с бирками на ногах. Плюшкин – бесполый бомж, нервически хлопающий дверью облезлого дома. И главный герой, «не то чтобы толст и не то чтобы тонок», поющий арию, лежа в ванне с мыльной пеной.

Всеобщий бред нарастает к финалу. Встречаются дамы (просто приятная и приятная во всех отношениях), оголтелые шопоголички и сплетницы, способные сутки напролет напевать о фестончиках. Светское губернское общество, поголовно в белом, бестолково мнется, манипулируя табуретами: держа мебель в руках, дворяне города Н приходят на бал, а когда зловещие слухи о Чичикове затопят город, люди испуганно ощетинятся, тыча ножками сидений в пространство, словно защищаясь от напасти. В самый страшный момент, когда скупщика мертвых душ признают капитаном Копейкиным и сбежавшим Наполеоном, а город будет хоронить умершего от ужаса прокурора, люди заберутся в коробки (то ли маленькие гробы, то ли большие чемоданы): точь-в-точь страусы, спрятавшие голову в песок. Манипуляций с ящиками многовато, и действие начнет буксовать, несмотря на внешнюю активность. Разоблаченный Чичиков с Петрушкой и Селифаном толкают гигантское колесо, стремясь быстрее смыться, мужики обсуждают, доедет ли колесо до Казани или не доедет, а в оркестре слышится звон дорожного колокольчика.

Эксперты «Золотой маски» нашли трех претендентов на лучшую мужскую и женскую роли. Плюшкин (Светлана Волкова) превосходно поет свою трудную партию с сильными вокальными «скачками», обозначающими, что этот потерявший человеческий облик тип – не мужчина, но и не женщина. Собакевич (Сергей Алексашкин) басовито гундосит, словно стену пробивает, как ему и положено, а Ноздрев (Сергей Семишкур) колоритно изображает тупое буйство. На самом деле в «Мертвых душах» существовать по-своему легко, потому что артистам не нужно ничего придумывать. Все – на уровне подсознания – родное и знакомое до боли. Исполнителям лишь оставалось, по завету Гоголя, посмеяться над самими собой.



оригинальный адрес статьи