Театральная компания ЗМ

Пресса

14 июня 2012

Фестиваль на периферии

Татьяна Дорофеева | Газета «Молодой коммунар»

Второй Платоновский фестиваль в этом году стал по-настоящему городским, превратив Воронеж в град искусств

В Воронеже в минувшую пятницу стартовал второй Международный Платоновский фестиваль искусств. В этом году к нам привезли не только уже прославившиеся проекты, но и российские премьеры. Событие вызвало небывалый ажиотаж. Накануне открытия фестиваля билетов в кассах уже не было, на премьеры в Воронеж съехались даже столичные культурные обозреватели.

Стать черноземным Авиньоном
Впервые в городе в рамках фестиваля прошла книжная ярмарка. Литературный городок вырос на площади Ленина. Здесь установили полтора десятка палаток, в которых можно было приобрести книги, выпущенные ведущими отечественными издательствами. Причем не массовую литературу вроде Дашковой и Марининой, а классику, редкие издания, которые в воронежских магазинах днем с огнем не сыскать. В том числе творчество современных писателей и поэтов, которые, кстати, в это время читали свои произведения тут же, на площади.
Кстати, почитать книги можно было, не уходя с площади. Прямо возле Владимира Ильича расстелили искусственную лужайку и расставили плетеные кресла. Картинка получилась совершенно нездешняя, европейская. Приятно удивленные воронежцы стояли в очередях, чтобы просто посидеть в креслах и «почувствовать себя людьми», как заметила одна интеллигентная дама.

Любители литературы, попивая кофе, читали книги, слушая живую музыку. От чтения их не отвлекло даже появление губернатора Алексея Гордеева. Между тем Алексей Васильевич прошелся по книжной ярмарке, остановился возле палатки, где продавали продукцию местного, воронежского издательства, и купил книгу Болховитинова «История, география, экономика и описание Воронежской губернии». Если бы такое исследование задумали написать сейчас, в книге наверняка отдельная глава была бы посвящена Платоновскому фестивалю.

— Мы видим, как Платоновский фестиваль расширяется. Сегодня он шагнул в районы области, на городские площади. Фестиваль не только поднимет настроение воронежцев, но и покажет, что Воронеж — крупный культурный центр и как много талантливых людей благодатная воронежская земля дала нашей великой России, — отметил Алексей Гордеев, открывая фестиваль.

Действительно, на этот раз помимо собственно фестивального расписания организаторы предусмотрели отдельную программу бесплатных концертов. Воронежцы, которые не смогли приобрести недешевые билеты на фестиваль, смогли насладиться музыкой в Кольцовском сквере. А впереди еще фестивальная ночь, кульминацией которой станет концерт на Адмиралтейской площади вечером 15 июня.

Театральные коллективы отыграли несколько спектаклей в районах. В общем, язык не повернется назвать фестиваль междусобойчиком для избранных.

Столичные гости в один голос говорят о том, что Воронеж стал полноценным фестивальным городом. И у него есть все шансы стать своего рода черноземным Авиньоном, где проходит знаменитейший театральный фестиваль.

В прошлом году партнером Платоновского был, если помните, Чеховский фестиваль. На этот раз «Золотая маска» привезла в Воронеж два спектакля: «Жизнь и судьба» в постановке Льва Додина, а также «Дядю Ваню» Римаса Туминаса.

Малый драматический театр-Театр Европы, который возглавляет именитый режиссер Лев Додин, — один из рекордсменов по количеству номинаций на «Золотую маску». Есть награда и у спектакля «Жизнь и судьба», который в этом году открыл театральную программу Платоновского фестиваля. К многочисленным наградам Льва Додина в этом году прибавилась еще и Платоновская премия.

— У нас было много достойных номинантов. Совет работал два месяца. Нам было важно найти художника, мастера, который бы передал дух и стиль произведений Андрея Платонова, выразил страшное время, о котором тот искренне писал. Передал бы сочетание романтики и трагедии того страшного опыта, которые пережила наша страна и каждый человек, проживавший с этой великой страной свою жизнь. Льву Додину это удается, — отметил губернатор Алексей Гордеев.

Публика выбор одобрила бурными аплодисментами, многие кричали «браво». Маэстро Лев Додин, поднявшись на сцену из зрительного зала, подошел к столу, за которым герои спектакля «Жизнь и судьба» минутой ранее выпивали коньяк, по сюжету изготовленный в спецпроизводителе НКВД. Разлил горячительное по рюмкам, вручил губернатору Алексею Гордееву и директору Платоновского фестиваля Михаилу Бычкову.

— Для меня это большое событие не только потому, что я сильно люблю Платонова и с юности нахожусь под его огромным влиянием. Я с института возился с идеей постановки повести «Джан», позже поставил «Чевенгур». И убежден, что Платонов — один из тех великих русских, мировых писателей XX века, которые с необыкновенной честностью, ясностью и отчаянием увидели, что происходит с нашей страной, со всем миром. При этом Платонов по-настоящему в нашей стране еще не прочитан. И хочется верить, что настанет момент, когда его можно будет дочитать и понять. Я благодарен фестивалю за то, что он приближает этот момент, напоминает в наш век смещенных ценностей о подлинных ценностях. Давайте допьем этот коньяк, изготовленный в спецпроизводителе НКВД, чтобы больше такого коньяка никогда не было, — опрокинул рюмку Лев Додин.

Не знаю, был ли в бутылке настоящий коньяк или крашенная вода, но зрители поморщились от одного упоминания НКВД.

Кривда жизни
Спектакль «Жизнь и судьба» поставлен по одноименному произведению Василия Гроссмана, одному из самых трагических советских романов. Тщательно переработанная литература на сцене заиграла новыми красками. Додинская «Жизнь и судьба» — не описание ужасов репрессий, войны — это история человека, попавшего в мясорубку государства, которое пытается задавить в человеке человека. Лишить его свободы, без которой, по Додину, человек не может жить.

Сцена разделена на две части волейбольной сеткой. Герои мило перебрасывают мячик, смеются, забавляются, но действительность, в которой они живут, вовсе не забавна. Это символ безучастности к судьбе другого. Людей, которых ты знал, но судьба которых сложилась иначе. По ходу спектакля волейбольная сетка превращается в тюремную решетку, за которой страдают узники немецких концлагерей и советских лагерей. Действие происходит по обе стороны решетки. С одной стороны течет мирная жизнь, с другой — арестантская. И герои в упор не видят друг друга, хотя живут в одном мире, в одной стране, на сцене сталкиваясь локтями.

Семейство Штрум возвращается из эвакуации в Москву. В квартире мебель закрыта пожелтевшей «Правдой». В глубине сцены стоит зеркало, в котором отражается мир полностью: и арестанты, и вольные. С тщательностью воссозданный мир тех лет — не нарочито, в мелких деталях, будь то потертый паркет, который выложили на сцене театра драмы, или сургуч, которым запечатано вино.

Пробуют, есть ли вода, работает ли телефон, все ли цело — в общем, обычные бытовые хлопоты. Главный герой Виктор Штрум, пораженный собственной мелочностью, вопрошает: «Неужели люди, когда возвращались в Москву после Наполеона, думали о такой же ерунде?» Им хочется нормальной жизни, хотя бы видимости прежнего благополучия. Им портит аппетит рассказ человека, помогшего затащить вещи на этаж, с восхищением рассказывающего о рабочем, который из затопленного подвала с семьей самовольно перебрался в квартиру, зарезервированную за партийными… «Его вызвали на допрос, приказали квартиру освободить. И тогда он вбил все военные награды себе в грудь, до крови, и повесился. Рабочие, правда, успели его вытащить из петли… После этого его семье разрешили вернуться в квартиру, как все хорошо сложилось, но он в больнице лежит!» — радуется товарищ, поглощая картошку.

Тема еврейства — одна из основных в спектакле. Но судьба этого народа не частность. Эта участь может постигнуть кого угодно. Сегодня Гитлер вырезает евреев, завтра придут за вами… Еврейское гетто, откуда пишет свое последнее письмо мать Анна Семеновна Штрум своему сыну. Собственно, лишь эта женщина, стоически переносящая все тяготы и ужасы, не сдается, не ропщет, не обвиняет. Ее монолог, пожалуй, самая пронзительная линия в спектакле.

Ее сын, физик-ядерщик Виктор Павлович Штрум, — увлеченный ученый, живущей наукой. Остальное его заботит мало. Не думайте, он не плохой человек. Доносы его коробят, несправедливость угнетает, на кухне он позволяет себе выразить свое негодование, заступается за коллегу, которую увольняют за то, что она еврейка. Однако сам не очень афиширует, что еврей. И когда в институте начинаются чистки, видного ученого принуждают покаяться публично в том, что его работа «противоречит ленинским взглядам на природу и науку», уходит с работы, денег нет, жена продает посуду…

Жизнь меняет один звонок, который в один день раздается в квартире Штрумов. Звонит сам Сталин! Благодарит и желает успехов в работе. И вот уже Штрум танцует под чужую дудку. Под лезгинку. Пляшет, забыв себя. Вот он был задавленный, а вот он торжествует. И когда его дочь наивно интересуется, а что сказал Сталин, когда отец спросил его про друзей, которых отправили в лагерь? Штрум машет рукой, обращаясь к заключенным: «Ваши судьбы не стали моей судьбой. Мне очень жаль. Я победитель!» Штрум сам по себе. Его хата с краю. Его жизнь, общая с жизнью заключенных советских лагерей, не мешает ему радоваться своим успехам, вкусному вину, близости с женой. Штрумы занимаются любовью, а зэки тут же хлебают похлебку, сидя на их семейном ложе.
Торжествует Виктор Павлович недолго. Государство, приласкавшее его, тут же указывает ему место, настоятельно рекомендуя подписать письмо, в котором обеляются все процессы над видными учеными, деятелями искусства… «Из страха перед новым страхом» он подписывает письмо. «А кто уже подписал? Иоффе, Курчатов?»
«Вы подписали, Виктор Павлович».
«Жизнь и судьба» — о выборе, который рано или поздно совершает каждый из нас. Об ответственности за этот выбор, о цене, которую человек готов заплатить за свое спокойствие и комфорт. Как выразился Штрум: «За леденец». Для него этот леденец — признание и возможность спокойно работать в своем институте над своим проектом. Для кого-то — возможность вести бизнес, для другого — получать хорошую зарплату. У каждого своей леденец.
Заканчивается спектакль пронзительной сценой. Заключенным немецкого концлагеря, которые играют на духовых инструментах с крестами на спине, командуют раздеться донага. Зрительный зал было начинает шикать, но замолкает… Сняв робы, люди становятся свободными. Просто люди, без паспорта, без категории, ярлыков… Свободные.

Крах иллюзий
Во время антракта коллега-журналист заметил, что спектакль его не вдохновил, особенно тем, что Додин поставил знак равенства между Гитлером и Сталиным. Как так, у Додина в советском лагере хуже, чем в немецком?
— Мне кажется, пока мы на все больные темы не выскажемся, не исследуем их, болезни останутся, будут преследовать нас снова и снова. Если не заглянуть в себя, чтобы выяснить, что сгнило, будем продолжать гнить дальше, — считает Лев Додин.
Над спектаклем Додин работал пять лет. Изучал архивы, ездил с труппой в Норильск и Освенцим.
— «Жизнь и судьбу» много возили по миру, а вот в российской провинции показывают лишь второй раз. Премьера спектакля состоялась в Норильске, — рассказывает режиссер. — Во время экспедиции мы были там, бродили по остаткам Гулага, летали над тайгой, искали бараки. В Норильске публика восприняла постановку с большим интересом. Зрители там разделились на тех, кто принял и не принял наш спектакль, точнее, тему, которую мы в нем затронули, не желая бередить раны. Норильск — очень своеобразный город. Он вырос на костях миллионов погребенных зэков. И там живут наследники тех, кто сидел, кто охранял, так что это больная тема для Норильска.
К сожалению, Малый драматический театр не смог привезти на фестиваль свой платоновский спектакль «Чевенгур». По словам Додина, в Воронеже не удалось найти подходящей сцены.
По мнению режиссера, «Жизнь и судьба» по великому роману великого Гроссмана — вровень Андрею Платонову. Мол, оба делали общее дело, пытаясь осознать наше общее прошлое и подумать о нашем общем настоящем и будущем.
— Мы прожили жизнь в государстве, где все было построено на иллюзиях. Демократическая революция в 1991 году, казалось бы, должна была перевести нашу страну на совершенно другие рельсы. Любили говорить, что мы проснулись в совершенно другой стране. Но каждый день просыпаешься с ощущением того, что страна другая, но очень похожа на то, что было. Мы переживаем крах иллюзий. Мечтаем о рае, но оказывается, что мечта о рае — одна из самых страшных. И нет ничего страшнее, чем это стремление создать рай на земле, — считает режиссер Додин.



оригинальный адрес статьи