Театральная компания ЗМ

Пресса

26 марта 2010

Андрей Попов, герой эпизода

Дмитрий Ренанский | газета «Золотая Маска», №1

Андрей Попов номинирован на лучшую мужскую роль в опере за исполнение Христофора Бурдюкова и Григория Сторченко в опере Мариинского театра «Гоголиада».


В созвездии солистов оперной труппы Мариинского театра Андрей Попов занимает особое место. Он не слишком избалован вниманием публики и критики. Он не селебрити и не герой глянцевых журналов. Он обречен быть иным: природа наградила его одним из самых редких и специфических мужских голосов – высоким характерным тенором. Единственным из отечественных обладателей такого голоса карьеру сделал лишь Иван Козловский. Андрей Попов мало похож на своего коллегу-предшественника: его голос счастливо лишен амбивалентной женственности, бесполой скопческой травестии. Даже уходя в самые экстремальные верха голос Попова остается подчеркнуто мужественным, маскулинно крепким, материально-конкретным. Под стать голосу и человеческая фактура: невысокий, но крепкий, юркий как ртуть, графичный, угловато-заостренный. Столь органичное сочетание голоса и психофизики встречается крайне редко и объясняет ту высочайшую творческую результативность, какую Андрей Попов демонстрирует в последние годы на мариинской сцене.


Одним из самых ярких артистов своего поколения Андрею Попову удалось стать в откровенно невыигрышных условиях: удел характерного тенора – эпизодические роли. Но и второстепенных персонажей Попов умудряется сделать героями, превращая даже минутные выходы на сцену в актерские шедевры – столь значимы их драматическая наполненность и концентрация театральной экспрессии. Искусство Андрея Попова обнажает самую природу характерности, когда частный человеческий характер заостряется до такой степени, что становится типом, маской.


Одной из вершин артиста стали две работы в “Братьях Карамазовых” Василия Бархатова – в разных составах Попов поочередно играет пугающего своей человеческой телесностью нагловато-развязного Черта и доведенного сиростью, унижением и обездоленностью до положения ютящейся в чулане крысы Смердякова. В “Снегурочке” Александра Галибина поповский бобыль Бакула – фактически бомж, хитрая на выдумки перекатная роль, по-русски разбитной типаж.


Именно русский оперный репертуар выявляет весь актерский потенциал Попова. Счастливыми для певца стали партии в операх Родиона Щедрина: словно бы в расчете на лицедейскую природу дарования Попова в “Очарованном страннике” композитор предписал одному и тому же певцу перевоплощаться поочередно в четырех героев – Засеченного монаха, Князя, Магнетизера, Старика в лесу и Рассказчика (за эти роли артист был номинирован как лучший певец на прошлую “Золотую маску”). Мариинскую интерпретацию другой щедринской оперы, “Мертвых душ”, невозможно представить без прорезающего бескрайние оркестровые ландшафты пронзительно-надмирного голоса чичиковского Вергилия – Селифана Андрея Попова.


Художественный мир Гоголя вообще идеально подходит Попову. Алогизмы, несообразности, гротеск, сюр – эти слова являются ключевыми в творческом вокабюляре как писателя, так и певца. Ключевые артистические свершения Попова принадлежат сфере внебытового и имеют откровенно апсихологическую природу: обычный человек в повседневной жизни просто не может выражаться в столь высокой тесситуре. Забираясь намного выше пресловутого “верхнего до”, сверхвысокий тенор доводит любую драматическую коллизию до абсурда. Попов-Квартальный надзиратель в “Носе” Юрия Александрова и Зиновия Марголина – трехметрового роста обладатель исполинской шинели. В недавней постановке “Носа” в “Метрополитен-опере” (режиссер Уильям Кентридж) Квартальный Попова отбрасывает гигантскую тень, в которой читается силуэт Адольфа Гитлера.


Кульминацией гоголиады Андрея Попова стали выдающиеся роли в участвующих в нынешнем конкурсе “Золотой маски” двух спектаклях учеников Камы Гинкаса. В “Тяжбе” герой Попова Христофор Бурдюков, невзрачный маленький человек эпохи офисного планктона, является основным проводником сверхсюжета Антона Коваленко, поставившего спектакль о материализации морока. Бурдюков Попова впервые появляется на сцене в тягостном сне главного героя и вовсе не собирается исчезать после его пробуждения: ночной кошмар покидает подмостки, лишь чинно откланявшись. В “Шпоньке” разодетый в желтое кимоно (художник по костюмам Мария Лукка варьирует гоголевскую характеристику шпонькиного соседа и попутчика: “ни у кого нет, кроме него, панталон из цветной выбойки и китайчатого желтого сюртука”) Григорий Сторченко – один из главных фигурантов того пугающе автономного, загадочно театрального водоворота, который затягивает в ловушку и в конце концов сводит с ума заглавного героя спектакля Алены Анохиной. Молодые режиссеры точно сформулировали ключевой актерский сюжет Андрея Попова: все его герои – “маленькие люди”, на поверку оказывающиеся совсем не тем, чем кажутся на первый взгляд.


оригинальный адрес статьи