Театральная компания ЗМ
Михаил Дурненков

Изотов

Александринский театр, Санкт-Петербург
Премии «Золотая Маска» 2011г. – «Лучшая работа режиссера», «Лучшая работа художника».
Номинации на Премию – «Лучший спектакль в драме, большая форма», «Лучшая мужская роль» (Виталий Коваленко).
сценическая версия Александринского театра




Постановщик: Андрей Могучий

Сценография, костюмы, видеографика: Александр Шишкин

Видеохудожник: Александр Малышев

Художник-бутафор: Светлана Калиновская

Свет: Александр Кулешов

Ассистент режиссера: Олег Еремин



В спектакле звучит музыка Олега Каравайчука и Фредерика Шопена в исполнении Олега Каравайчука



Артисты: Виталий Коваленко, Юлия Марченко, Сергей Паршин, Семен Сытник, Наталья Панина, Аркадий Волгин, Александр Дробитько, Леонид Фиалковский, Рудольф Кульд, Николай Мартон, Евгений Капитонов



Продолжительность 1 ч. 30 мин.



Так сложилось, что меня достаточно давно интересовала тема существования неких особых заповедных мест в Питере и вокруг него, которые несут в себе остатки стабильного заряда в необратимо разрушающемся мире. Когда мы только познакомились с драматургом и начали обсуждать, о чем, собственно, может быть наш спектакль, то стали фантазировать именно на эту тему. Нам было важно рассказать о том, что сегодня, когда старый, хорошо знакомый тебе мир разлетается в клочья и нарождается некая новая цивилизация, все равно остаются некие острова, «заповедники», неподвластные всеобщей энтропии. Если говорить о сюжете, то именно из такого нового мира, в данном случае из Москвы, и возвращается в свой «заповедник», на родину, наш главный герой – Изотов, который в результате неких событий в этом «заповеднике» и остается. Это была изначальная идея. Но в процессе работы мы все дальше уходили от рассказа о месте, и на первый план выходил сам герой. Стала получаться история о человеке, живущем на стыке, на границе двух миров. О человеке, возвращающемся по доброй воле из нового, вполне благосклонного к нему мира в тот мир, где он может быть собой. Изначально пьеса была гораздо более бытовая, насыщенная реалистичными деталями. Но в процессе репетиций стало понятно, что реалистические мотивации того, почему наш герой остается, а не уезжает в Москву, искать бесполезно, и мы стали больше внимания уделять условному театру, некому пограничному состоянию – как физическому, так и эмоциональному – фантазиям и снам главного героя. И законы развития спектакля стали не реалистическими, а скорее сюрреалистическими, спектакль начал развиваться в другом направлении. Я не знаю, насколько типичен наш Изотов, не могу сказать, что так вижу героя нашего времени, но убежден, что в какой-то степени «синдром Изотова» с его рефлексией и стремлением нащупать почву под ногами, точку опоры в нестабильном мире, свойственен многим из нас.

Андрей Могучий




Комарово, легендарный дачный поселок ленинградской артистической богемы, стало центром притяжения для экзистенциального путешествия Могучего и Дурненкова. Они увидели его как зону особой интенсивности – место, где пульсирует прошлое, не сдаваясь на милость веку-волкодаву. Именно пространство осталось самым существенным мотивом режиссерских фантазий. Оно воплотилось в феерических декорациях Александра Шишкина и в музыке одного из главных обитателей Комарова, легендарного Олега Каравайчука. Эта музыка, звучащая в его собственном исполнении, а вместе с ней его идеи, духовные эманации образовали то магическое и умное пространство спектакля, в котором хочется поселиться надолго, разгадывая его загадки.


«Российская газета»




В третьем александринском спектакле Андрей Могучий продолжает развивать ключевую тему своего театра: «Изотов», поставленный по пьесе современного тольяттинского драматурга Михаила Дурненкова, вышел сочинением о кризисе идентичности, об утрате человеком понимания своего места в мире, о потере ощущения самоценности и автономности бытия.

В «Изотове» Могучий рисует устрашающе прекрасную картину распадающейся вселенной – не столь избыточную, как в «Иванах», но от того впечатляющую едва ли не больше. Костюмы героев будто бы взяты из разных наборов, к залихватскому смокингу и бабочке режиссерский дресс-код велит надеть валенки или кеды. Головы существуют отдельно от тел, голоса – отдельно от людей. Автоматически повторяются вырванные из контекста породившей их ситуации фразы, слова утрачивают свой смысл: ключевые тезисы пробалтываются идиотически скоро, незначительные бытовые реплики декламируются с микрофонным усилением. Коммуникация утрачена, общение затруднено, понять, кто, кому и что говорит, в какой-то момент становится невозможно. Фигуранты спектакля существуют в мире фантомов: перелезают через отсутствующий забор, играют в несуществующие шахматы и выпивают воображаемый коньяк.
Эффектно-броское, физически весомое звучание рояля Каравайчука – незыблемое остинато «Изотова». Все прочее ускользает из рук: актеры вроде бы играют в бытовой психологической манере, но то и дело норовят выпрыгнуть из кожи своего персонажа. Режиссура ежесекундно ломает иллюзию жизнеподобности, неустанно напоминая об условности происходящего.

«Главных персонажей здесь нет, здесь есть живые и мертвые. Вопрос только в том, кто живой, а кто мертвый» – ответ на эту реплику одного из героев «Изотова» в спектакле отсутствует. Есть только рекомендация: не толковать, поскольку «созданное один раз произведение могут разрушить только созданные много раз версии».


интернет-портал «Фонтанка.ру»