Театральная компания ЗМ
Николай Гоголь

Ваш Гоголь

Александринский театр, Санкт-Петербург
Номинации на Премию «Золотая Маска» 2012г. – «Лучший спектакль в драме, малая форма», «Лучшая работа режиссера», «Лучшая работа художника», «Лучшая мужская роль» (Игорь Волков).
В спектакле использованы тексты Н.В. Гоголя



Постановка: Валерий Фокин

Сценография и костюмы: Мария Трегубова

Музыка: Александр Бакши

Художник по свету: Дамир Исмагилов

Музыкальный руководитель спектакля, ассистент режиссера: Иван Благодер

Пластика: Игорь Качаев



Артисты: Игорь Волков, Александр Поламишев, Любовь Бутырская, Василий Гетманов, Галина Гук, Юрий Гук, Александр Дробитько, Галина Егорова, Петр Ковалев, Надежда Корбан, Елена Петрова

Хор: Галина Веретельникова, Ольга Калмыкова, Татьяна Князева

Музыканты: Александр Кан, Константин Колесников, Святослав Черешниченко, Александр Щербаков



Продолжительность 1 ч.



У меня давно была идея поведать о другом Гоголе – не о том, которого мы знаем и к которому большинство из нас привыкло – Гоголе-сатирике, комедиографе, а об одном из величайших писателей-аскетов, для нас закрытых. О подлинном христианине и человеке, который не просто в каком-то безумии сжег важнейшие свои рукописи и ушел из жизни, а совершил поистине страдальческий, сознательный, глубоко продуманный акт.

Я хочу показать другую сторону личности писателя. Когда ставишь произведения Гоголя на протяжении всей своей жизни, то естественно возникает вопрос: а какой он был? Для меня он – человек, которого не поняли. Точнее сказать, не захотели понять. До нас дошел некий канонизированный образ, а живой человек, страдалец, мученик ушел. Он ведь был абсолютным монахом по своему внутреннему устройству, особенно в последние годы. Он обостренно чувствовал, что дар, который был ему дан Богом, невозможно было реализовать до конца с просветительской точки зрения. Именно в этом ключе меня интересует судьба Гоголя: его путь святого страдальца, мученика осознанной им Миссии. Именно в этом видится мне объяснение его скрытного характера, склонности к мистификациям, мук и метаний.

Валерий Фокин



Гоголь вдохновляет, беспокоит и сопровождает Фокина всю жизнь. Конечно, речь идет не о хрестоматийном Гоголе из школьного учебника. В фокинском спектакле есть очень остроумная сцена: гримеры приносят на деревянных болванках два парика и двое усов и буквально за минуту придают двум актерам портретное сходство с Гоголем. Длинные волосы, челка, небольшие усики – кажется, с их помощью любого можно сделать похожим на великого русского писателя. Фокин же пробует прорваться в иные сферы, туда, где все внешнее, земное теряет смысл. Он ставит спектакль про умирающего Гоголя, который беспощадно судит самого себя, воображает себя то пророком, то последним ничтожеством и готовится – едва ли не добровольно – навсегда расстаться со своим телом.

Ключевой монолог, в котором Гоголь терзает себя неразрешимыми вопросами о собственной миссии, о вере и пути к Богу, Игорь Волков играет так сосредоточенно и так беспощадно, что даже горящие страницы второго тома «Мертвых душ» – их сжигает молодой человек, своего рода двойник и спутник писателя – не могут впечатлить больше. И когда Гоголь, сбросив с себя кладбищенские цветы, встает и уходит из зала через настоящее окно, испытываешь наконец неподдельное чувство – облегчение и радость, что этот гениальный страдалец отмучился.

газета «Коммерсант»



Ключ к спектаклю – тема телесности. Именно тело оказывается в эпицентре исследуемой Фокиным ситуации мучительно конфликтных взаимоотношений внутреннего духовного и внешнего-мирского, драматически обостряющихся и становящихся вещно-зримыми накануне физической смерти протагониста, в момент, когда «душа с телом прощается».

«Холодно»: вот первое из слов, которое вынесут на поверхность спазматические волны. Другим словом будет «Петербург», третьим и четвёртым – «холодный город». Не то чтобы произносящий умолял окружающую его пустоту о помощи – нет, он, скорее, лишь констатирует факт: протагонист спектакля Валерия Фокина изначально уверен в том, что понять его и помочь ему некому. Современники, неспособные понять и оценить феномен гоголевского угасания-ухода, приравниваются Фокиным к потомкам, филистерского удобства ради редуцировавшим объемы гоголевской личности до убого-плоского «хрестоматийного» образа.

газета «Империя драмы»



Валерий Фокин решил не просто проанализировать и осмыслить причины и обстоятельства ухода Николая Гоголя, но средствами самого телесного из искусств – театра – «прожить» момент расставания души с телом, устроить им своего рода очную ставку. Театральными средствами воссоздать тайное тайных – момент, когда освобождающаяся от телесных пут душа производит переоценку ценностей, всего достигнутого и сделанного в жизни. Момент суда, где каждый человек сам судья и подсудимый.

Оппозиция «живой – мертвый» – одна из важнейших в творчестве Гоголя. Валерий Фокин не раз именно ее делал стержневой в своих гоголевских постановках.
Страстная тоска по подлинному, сны о настоящем вывели на путь, которым Гоголь, «почти сам не ведая, как пришел ко Христу». И теперь, с высоты открывшихся новых горизонтов, судит все сделанное, сокрушается о несделанном и видит себя чем-то вроде страшного «гроба повапленного», пестро размалеванного снаружи. Одна из самых запоминающихся сцен этого богатого ударами спектакля – выход гримеров, которые аккуратно одевают парики обоим Гоголям, приклеивают усы… Одинаково загримированные двойники усаживаются рядом, принимая знакомую позу с хрестоматийного и лживого портрета Моллера.

Мертвечина постепенно заполняет окружающее пространство: мертвеют веселые создания фантазии, мертвеют прежде радующие дары окружающего мира. Да и в себе ощущаешь ту же омертвелость – словно при жизни стал собственным бюстом.

газета «Новые Известия»





На этот спектакль попадут немногие: он играется на длинном столе, где зритель сидит по обеим сторонам на лавках как бедный родственник, которому подают не хлеба, а только невеселых зрелищ. Публика постоянно испытывает неловкость: рядом с ней мучается человек, которому помочь нельзя даже сочувствием. Вот Гоголь и его духовная драма. В спектакле писатель оказывается то мальчишкой, влюбленным в Италию с ее пышной гастрономией, то украинским парубком, то франтом с Невского, то до невозможности великим русским писателем, но подлинный он один – страдающий мученик, мерзнущий до смертного холода, разыгрывающий свои похороны, лишенный возможности писать, не знающий, как, придя к Христу, начать писать о свете. Гоголь, которому смеяться, как встарь, уже невозможно. Отдельная часть постановки – театр художника Марии Трегубовой. В стене открывается широкое отверстие, внутри которого разворачиваются, как в калейдоскопе, живые картинки: то стройная перспектива Петербурга, то пышный цвет украинской природы, то венецианский канал. В финале спектакля в Александринском театре Гоголь Игоря Волкова открывает окно и выходит на улицу, на площадку, где на фронтоне Александринского театра стоит квадрига – мы видим крупы тех самых «быстрых, как вихрь, коней». Как будет на показе в Москве – интрига фестиваля.

Павел Руднев