Театральная компания ЗМ
Михаил Глинка

Руслан и Людмила

Большой театр, Москва
Премия «Золотая Маска» 2013г. - «Лучшая работа режиссера», «Лучшая работа художника в музыкальном театре»
Номинации на Премию - «Лучший спектакль в опере»,«Лучшая работа художника по костюмам в музыкальном театре», «Лучшая работа художника по свету в музыкальном театре» «Лучшая мужская роль» (Чарльз Уоркмен), «Лучшая женская роль» (Елена Заремба, Альбина Шагимуратова)

Либретто: Валериан Ширков и Михаил Глинка, при участии Константина Бахтурина, Нестора Кукольника, Михаила Гедеонова и Николая Маркевича по поэме Александра Пушкина



Дирижер-постановщик: Владимир Юровский

Режиссер и художник: Дмитрий Черняков

Художники по костюмам: Дмитрий Черняков, Елена Зайцева

Художник по свету: Глеб Фильштинский

Главный хормейстер: Валерий Борисов

Дирижер: Ральф Сохачевски



Артисты: Глеб Никольский, Владимир Огновенко, Ульяна Алексюк, Альбина Шагимуратова, Михаил Петренко, Алексей Тихомиров, Владимир Магомадов, Юрий Миненко, Алексей Тановицкий, Алмас Швилпа, Вероника Джиоева, Александрина Пендачанска, Чарльз Уоркмен, Елена Заремба



Продолжительность 4 ч. 10 мин.


Возрастная категория 16+

Я твердо склоняюсь к тому, чтобы рассматривать «Руслана и Людмилу» как оперу-мистерию. Причем в изначально античном значении, когда она являет собой игру или даже некое игрище, имеющее мистическую цель структурного изменения сознания и души каждого из участников – не одних только сценических персонажей, но и публики, находящейся в зрительном зале.

Мистериальная интерпретация «Руслана и Людмилы» помогает соединить в стройной и целостной драматургической последовательности порой обособленные друг от друга и разобщенные на поверхностный взгляд арии, вокальные ансамбли, хоры, симфонические антракты и хореографические эпизоды. С моей точки зрения, «Руслан» как конечное культурное, знаковое, герменевтичное произведение несоизмеримо больше, нежели сумма составляющих его частей.

Нет сомнений, что Глинка не особенно задумывался обо всем этом. Он писал как пишется, доверяя своей художественной интуиции и вдохновению (хотя что есть вдохновение, как не дар небес), а помимо того, ориентировался на широко распространенный в его время жанр «большой волшебной оперы» и с благоговением относился к тексту пушкинской поэмы (каковая в его понимании выглядела истинной святыней поэтического искусства). В результате же создал для оперного театра нечто доселе неведомое и – сказав в сердцах: «Поймут меня, когда меня не будет, а «Руслана» – через сто лет» – произнес слова по-своему провидческие. Для меня «Руслан и Людмила» – среди прочего – культурная, интеллектуальная и духовная игра в бисер, в результате которой должно возникнуть нечто грандиозное. Это одна из причин, по которой названная опера в наше время с его очень особым отношением к искусству и жизни, мне кажется, гораздо более «приходится ко двору», чем в любую из предшествующих нам эпох.

В «Руслане» заложена модель мира... У Глинки, как у Шекспира, Хиндемита, Моцарта нет однозначно хороших или плохих персонажей, нет разделения их на первостепенных и второстепенных. По крайней мере, если в точности следовать за глинкинской партитурой, все роли, даже эпизодические или отступающие на задний план, абсолютно равноценны по тому количеству выдумки, таланта и какой-то неизбывной авторской фантазии, которую композитор применяет для их образной характеристики.

Глинка как музыкант так же немыслим без влияния востока, как без влияния Италии, Германии, Франции, Австрии, Испании, Польши, как он немыслим без русской крестьянской песни, городского танцевального и романсового фольклора. А в «Руслане» он еще умудряется цитировать и естественно развивать в вариациях финско-карельскую тему баллады Финна. Образный синтез, возникающий у Глинки в результате соединения мелодических мотивов, интонационно принадлежащих различным нациям, иногда даже производит впечатление нарочитой парадоксальности. Я склонен видеть в глинкинской опере «Руслан и Людмила» идею, обратную русской государственности, а вероятнее всего – пан-евроазиатскую или пан-евразийскую.


Владимир Юровский




Спектакль «Руслан и Людмила» – о том, что отношения современных людей не регламентируются никакими ритуальными заклинаниями.

Спектакль очень непростой, многослойный, полный неокончательных намеков. Он требует от зрителя внимательной напряженной работы, ничего общего не имеющей с развлечением и детской сказкой. Детей туда водить не имеет смысла – и совсем не потому, что это в жанре «детям до 16», а потому, что они ничего не поймут. Черняковский «Руслан» – это уже не интерпретация текста, а разговор с ним, и подчас довольно жесткий.

Все время ускользает грань между реальной театральной игрой и игрой в эту самую игру. Свадьба Руслана и Людмилы – костюмированный корпоратив. Мертвое поле – киношная декорация с уходящими в финале с работы трупами боевиков. Замок Наины – ролевая игра в бордель, причем заманивающий не такой банальностью, как телесная доступность, а намного более дефицитными вещами: беззаботностью, дурашливостью, тихим девичьим уютом, к которым очень идет танцевальная сюита из глинкинской оперы.

Самая нервная и дискомфортная – сцена у Черномора. Как раз из-за несоответствия между внешним райским благополучием, с его белыми гостинично-больничными интерьерами, услужливо-садистскими горничными, маникюршами, идеальных пропорций любовниками, – и внутренним разрушением Людмилы, которая больше не может играть ни в какие игры.

Но почти все остальные в них играют. И зрители, привычные к ежевечернему телепросмотру «Голых и смешных», но вопящие «Позор!» при виде накачанного культуриста, − зрители, конечно, тоже.

Главный герой в постановке – вовсе не Руслан, а Финн. И выучивший эту загадочную русскую партию американский тенор Чарльз Уоркмен – фантастическая находка. Его чистый голос и амплуа интеллектуала-романтика, снедаемого рефлексией и сомнением, – смыслообразующие элементы всей конструкции. Его проговоренные и непроговоренные разногласия с Наиной – сюжетная зацепка, с помощью которой Черняков выстраивает свой очередной перпендикуляр к классическому тексту. Появляющиеся во время смены декораций огромные молчаливые экраны с выразительными лицами Финна и Наины показывают кукловодов, доброго и злого, придумавших историю с похищением, чтобы доказать друг другу недоказуемое: что любовь есть и что любви нет. Так гласят титры с их выдуманным разговором.


интернет-портал «OpenSpace.ru»