Франциск

Франциск – история неудобного человека. Это монолог умирающего святого, так до конца и не уверовавшего в собственную святость и постоянно требующего у Всевышнего подтверждений своей особенности. Партия Франциска в опере разделена между несколькими чтецами (они читают текст Клаудиуса Люнштедта по-русски) и контратенором, поющим немецкий оригинал. Еще есть женская фигура, вбирающая в себя множество проекций – от матери героя до его последовательницы св. Клары. В целом четыре сцены оперы образуют огромную статичную многофигурную картину – но статика сюжета заставляет нас острее переживать музыкальное время и следить за изменением красок человеческого голоса.

Сергей Невский

Опера Сергея Невского, на первый взгляд оперой не является – это скорее оратория, написанная для двух голосов, чтеца и хора. Такой аскетизм как будто исключает большую сцену оперного театра. Но парадокс: именно она дает возможность сложной современной музыке встретиться с широкой театральной публикой.

Сергей Невский и в своей симфонической музыке давно работает с человеческим голосом. Спазм и боль, трудность самого акта звуко- и словоизвлечения, дыхание как преддверие звука, как часть мирового шума, как сосредоточенная медитация и тишина.
Текст либретто, написанного Клаудиусом Люндштедтом, основан на жизни и проповеди самого Франциска, чья радикальная проповедь следования за Христом выразилась в исключительной артистической форме. Невский и Люндштедт сосредоточенно прошли через все главные парадоксы судьбы Франциска из Ассизи, который, будучи абсолютным исключением из обыденности, любил и жалел самых обычных людей.
Современная музыка, сложный ее язык, встретившись с болью современного человека, оказалась открыта для публики, для театра. Средневековье опрокинуто прямо в нас, стигматы Франциска кровоточат в сердце Москвы – радикальность его чувства и слова рифмуется с чувственностью и радикальностью музыки.

«Российская газета»

Сколько в этом спектакле на самом деле, как это ни странно, традиции – традиции не как благоговейного бубнежа и механического повторения, а как объекта для диалога, уважительного и содержательного.
Некоторые фрагменты партитуры Сергея Невского вдохновлены позднесредневековой музыкой, только более изысканной – той, что для современного уха зачастую сама по себе звучит как авангард. Скрипы и скрежеты без усилия укладываются в изящную смысловую генеалогию: для композитора это отсылка к итальянскому arte povera – «бедному искусству», откуда уже рукой подать до францисканского культа «мадонны бедности». А текст немецкоязычного либретто Клаудиуса Люнштедта (у чтецов он звучит в русском переводе, у солиста — в оригинале) успешно притворяется потоком сознания, но на самом деле за модернистской истошностью проступают добросовестные парафразы из подлинных житийных текстов.

газета «Коммерсант»