Театральная компания ЗМ

Братья Карамазовы

Малый драматический театр – Театр Европы, Санкт-Петербург
Номинации на Премию «Золотая Маска» 2022 г. – «Лучший спектакль в драме, большая форма», «Лучшая работа режиссера», «Лучшая работа художника», «Лучшая работа художника по свету», «Лучшая женская роль» (Елизавета Боярская), «Лучшая мужская роль» (Игорь Черневич), «Лучшая мужская роль второго плана» (Олег Рязанцев).
 
Участник программы 
«Достоевский и театр»
пьеса Л. Додина по мотивам Ф. Достоевского

Постановка: Лев Додин
Художник: Александр Боровский
Художник по свету: Дамир Исмагилов
Ассистент режиссера: Никита Сидоров

Артисты: Игорь Иванов, Игорь Черневич, Станислав Никольский, Евгений Санников, Олег Рязанцев, Елизавета Боярская, Екатерина Тарасова

Продолжительность 3 ч. 20 мин.
Возрастная категория 16+
Пожалуй, нигде так много не рассказывают одни герои истории про других героев той же истории, как у Достоевского. При этом они всегда говорят о другом правду. Но это правда того, кто ее говорит. Впрочем, через несколько страниц он скажет о том же человеке совсем противоположное, и это опять будет абсолютная правда.
Никто не говорит о самом себе так много и подробно, как герои Достоевского. И все это всегда правда. Но это правда того, кто ее говорит. Через несколько страниц он скажет о себе совершенно противоположное, и это опять будет голимая правда.
Пожалуй, никто так много и подробно не говорит о своих героях, как Достоевский. И он всегда говорит правду. Но правда о человеке на первой странице полностью опровергает правду о том же человеке на сотой, а на восьмисотой рушится и эта, и все другие «правды». И так до без конца.
И это не потому, что у героев Достоевского узкий кругозор и они многого в другом не видят, и не потому, что люди Достоевского так себя любят или так себя ненавидят, что способны говорить о себе только хорошее или только плохое.
И не потому, что Достоевский плохо знает своих героев и мечется от одного истолкования к другому.
Просто Человек Достоевского непостигаем, Человек у Достоевского непостижим по определению. В Человеке у Достоевского нет дна, и поэтому в нем тонешь, захлебываясь; и нету тверди небесной, поэтому летишь с ним в космос, задыхаясь. То ли падаешь в разверстую пропасть, то ли взлетаешь в плотное тяжелое пространство черных дыр.
Достоевский не рассказывает о человеке, не описывает человека, даже не изучает человека, он блуждает по человеку в ошеломлении восторга и ужаса, восторженного ужаса и ужасного восторга.
Мы несколько лет блуждали следами Достоевского и сегодня делимся блужданиями по «Карамазовым», по жизни, по Достоевскому, по самим себе.
А может, просто продолжаем блуждать вместе со своим зрителем
Лев Додин
Додин убрал все монтажные стыки и превратил драматургию спектакля в единый волнообразный процесс. В нем все время происходят перемены: из участника герой становится свидетелем, из свидетеля – участником, и так далее. В «Братьях Карамазовых» в происходящее неизменно включены все – это и сообщает действию особого рода напряжение.
Эксцессы для Достоевского – норма, у Додина же они довоплощены в графичной и физиологичной пластике спектакля. При этом артисты играют разомкнуто в зал, часто фронтально, имея в виду зрителя как соучастника «преступлений». В этом смысле в «Братьях Карамазовых» решается вопрос нашего доверия к произносимому со сцены тексту. Это доверие возвращается через острое сопряжение артиста с личностью героя, которая богаче чисто психического, увлекательней, чем интеллектуальное, бесстыдней, чем духовное. Можно сказать, что у Додина всегда так. Но можно утверждать и другое: не отказываясь от сильных аффектов, его театр предельно точно работает с настроением времени. И прямо-таки по рецептам постдраматического искусства в финале «Братьев Карамазовых» поют песню «Раскинулось небо широко», от самого начала и до конца, без купюр.
газета «Экран и сцена»
На постдраматическом поле Лев Додин, считающийся одним из главных столпов психологического театра, играет не впервые. Его «Гаудеамус» и «Клаустрофобия» появились в начале 1990-х и обогнали время на пару десятилетий. Если не ходить так далеко, стоит вспомнить додинского «Гамлета» 2016 года, где ткань пьесы была полностью разъята и деконструирована – так, словно режиссер делал спектакль, начитавшись «Постдраматического театра» Ханса-Тиса Лемана. Но прошло время – наши представления о том, что такое искусство эпохи, когда ко всему прибавляется приставка «пост», поменялись снова.
Пьеса Додина по мотивам романа сделана так хитро, что в ней по ниточке собраны и сшиты вместе все темы и сюжетные ходы, и при этом швов заметить нельзя. Более того, в ткань «Карамазовых» каким-то образом превращается все, что вплетается в спектакль, например бетховенская «Ода к радости», где строчка Шиллера в переводе Тютчева звучит вполне по-достоевски: «Насекомым – сладострастье, Ангел – богу предстоит». А строка из романса Гурилева «После битвы» (она же «Песня моряка») «Раскинулось небо широко» вдруг напомнит о знаменитой фразе Мити Карамазова: «Широк человек… я бы сузил».

газета «Коммерсант»

Спектакль «Братья Карамазовы» Лев Додин репетировал четыре года. А продолжается три с лишним часа. Но за это время невозможно перевести дыхание. Невозможно хоть на секунду откинуться на спинку кресла, чтобы отвлечься от того, что происходит на сцене. Сюжета здесь нет. Пьеса Додина по мотивам романа написана так, что следить надо только за мыслью  Достоевского, которая осязаема, облечена в плоть героев, она развивается, убивает своей беспощадностью по отношению к человеку, или вдруг пронзает жалостью к нему. 
Из текста спектакля выкинуты все многочисленные персонажи, кроме старшего Карамазова, его сыновей и двух женщин, без которых немыслимы жизни всех этих мужчин. Герои Достоевского пытаются осмыслить вечные вопросы, ответы на которые невозможны. Русские мальчики Достоевского, нелюбимые отцом, ищут Отца, но не находят его ни в семье, ни вообще на земле. «Есть Бог, есть бессмертие». «Нет Бога, нет бессмертия, нет вообще ничего». «Никакого черта тут нет, только мы с вами». Вот это и есть самое страшное: значит, только мы с вами и виноваты во всем, что с нами происходит.
Герои спектакля часто обращаются прямо в зал, как будто призывая зрителей быть равноправными участниками разговора. Или судьями? Хочется отвернуться, не быть с ними. Не быть Карамазовыми. Но Додин и не настаивает. Он не с нами ведет диалог. Он и сам ищет ответ и не находит его.

Татьяна Тихоновец

На странице использованы фотографии Виктора Васильева