Чайка

Главная интонация этого окрашенного в серые тона спектакля – скорбное бесчувствие. Здесь соперники и соперницы неотвратимо оказываются двойниками друг друга, а смерть и старость захватывают людей врасплох, как первые заморозки. Лето надежд, где зыбкости внезапных горячих чувств так идет покачивание суденышек, сменится беспросветной зимой: во втором действии романтические лодки перевернуты, и героям остается двигаться между ними, как игрокам настольного хоккея по своим прорезям. Молодая красавица Аркадина в неожиданном исполнении Елизаветы Боярской еще легка и грациозна, но уже тронута истерикой и неуверенностью в себе. В финале она неожиданно заговорит с узнаваемыми интонациями актрисы из совсем другого спектакля и вдруг выйдет на десять лет постаревшей. Заречная станет похожа на Аркадину, Треплев – на Тригорина. Отказавшись от целого ряда персонажей, Лев Додин провел над пьесой Чехова радикальную операцию, обнаружив за музыкой пауз и разговорами о новых формах жестокий дуализм Эроса и Танатоса. Здесь никому никого не жаль, а побеждает самый циничный. Парадоксальным образом демиургом действия оказывается неподвижный и внешне непримечательный человек, что издалека поглядывает на красивых женщин и не замечает (не желает замечать!) их умирания. Его дело - фиксировать происшествия в свою маленькую книжечку, сплетать судьбы в «сюжет для небольшого рассказа».