Евгений Онегин

«Евгений Онегин» – название, за которым стоит долгая и очень сложная, внутренне неоднородная сценическая история. Этапные (и не слишком) трактовки оперы Чайковского и наше их восприятие накладываются друг на друга и проступают сквозь партитуру «лирических сцен», образуя палимпсест. То, как мы слышим музыку Чайковского, неотделимо от этого палимпсеста – и мы при всем желании не можем делать вид, что работаем с «Евгением Онегиным» «как с чистого листа» – это, конечно, иллюзия. 
Время – один из важнейших героев оперы Чайковского и ее литературного первоисточника. Согласитесь, что «Евгений Онегин» Пушкина с его легкой, летящей строфой – произведение, на самом деле совершенно безжалостное и не оставляющее никакой надежды. Это, кстати, особенно заметно по партитуре Чайковского – он вычитал из пушкинского романа главное: мотив быстротечности жизни и жестокости времени. 
Наш спектакль построен на воспоминаниях главного героя – его действие разворачивается в пространстве памяти с ее неизбежными преломлениями и искажениями.
Время разрушает все – эта формула могла бы стать эпиграфом к «Онегину». В этом смысле опера Чайковского рифмуется с «Необратимостью» Гаспара Ноэ – вот еще один из возможных ключей к нашему спектаклю. Трагедия Онегина – в невозможности смириться перед временем, перед его течением, в невозможности исправить совершенные когда-то ошибки. Главный герой оказывается жертвой и заложником, навсегда запертым в лимбе прошлого. Он попытается выпрыгнуть из него в последней картине спектакля – но эта попытка окажется, конечно, тщетной.