

Морфий
Театр драмы им. А.С. Пушкина, ПсковДрама / спектакль большой формы
работа художника (Антон Федоров)
работа художника по костюмам (Антон Федоров)
работа художника по костюмам (Александр Стройло)
работа художника по свету (Игорь Фомин)
мужская роль (Александр Овчаренко)
женская роль второго плана (Наталья Петрова)
мужская роль второго плана (Камиль Хардин)
прохождение в одном действии по мотивам рассказов Михаила Булгакова
Автор инсценировки, режиссер и художник: Антон Федоров
Художники по костюмам: Антон Федоров, Александр Стройло
Художник по свету: Игорь Фомин
Видеохудожник: Владислав Щетинин
Композитор: Григорий Калинин
Артисты: Александр Овчаренко, Камиль Хардин, Наталья Петрова, Анна Шуваева, Сергей Попков, Екатерина Миронова, Денис Кугай, Мария Татарских
Продолжительность 2 ч.
Возрастная категория 18+
«Кинохроника» и «мультфильм» в нашем случае – это способ актерского существования. Мы многое вспоминали: и «Путешествие на Луну» Мельеса, и Чаплина, фильмы Люмьеров и документальную хронику, и «Ежика в тумане»… Но ошибочно думать, что если язык или средство в спектакле – маска, кукла, мультик, – то оно лишено психологии. Мы-то все равно рассказываем историю, пропуская ее через себя.
Для нас самое важное в спектакле – это вопросы. Главный персонаж – Доктор, – попав в фантасмагорический морок, постоянно задает себе вопрос: «Что происходит?». И мы вместе с ним пытаемся понять: «Что всем нам делать в этой «вьюге»? Что в этом кошмаре реально? Во что верить? За что ухватиться? Что обнять? Что тебя согреет?
Федоров в каком-то смысле ставит «всего Булгакова»: в прологе с призрачной поездкой сквозь электронные пульсации пробивается бормотание пса из «Собачьего сердца», фельдшерице Анне Николаевне припомнят Аннушку, которая разлила масло. Это, вроде бы, виньетки, позерские мелочи, только Федоров – не позер, а вдумчивый автор, пересказывающий реалистические булгаковские сюжеты на совсем ином, фантасмагорическом языке чудаковатой, почти мультипликационной клоунады. Но так, что и рандеву человека с большой историей, и особый, восходящий к Гоголю, невеселый смех, и пропитывающий быт мистицизм – все булгаковское – остаются в неприкосновенности; живая, как говорится, классика.