Театральная компания ЗМ
Бернар-Мари Кольтес

Роберто Зукко

Театр юного зрителя, Москва
Номинации на Премию «Золотая Маска» 2009г.- «Лучший спектакль в драме, малаая форма», «Лучшая работа режиссера», «Лучшая работа художника»
Режиссер: Кама Гинкас

Сценография: Сергей Бархин

Костюмы: Мария Кривцова

Артисты: Эдуард Трухменев, Виктория Верберг, Елена Лядова, Ольга Демидова, Игорь Балалаев, Андрей Бронников, Алексей Дубровский, Сергей Лавыгин, Ольга Демидова, Андрей Бронников, Екатерина Александрушкина, Алексей Алексеев, Дмитрий Журавлев, Игорь Балалаев, Данила Лебедев

Продолжительность 1 ч. 40 мин.
Фотографии © Елена Лапина
Странноватая пьеса. В ней почти отсутствует действие, довольно мало диалогов. При криминальных, даже жутковатых поступках героя – насильника, отцеубийцы, убийцы матери, полицейского, ребенка, – «Роберто Зукко» полон шуток и парадоксов. Правда, довольно своеобразных. В них, как мне кажется, отражается нелогичность, противоестественность, просто бредовость всего того, что с нами происходит в жизни. Если бы Чехову пришло в голову написать такую историю, он, конечно, назвал бы ее комедией.


В жизни бывает момент, когда вдруг как бы меняется освещение, и оказывается, что ты не узнаешь ничего из того, что знал до этого. Белое оказалось черным, и наоборот, плюсы и минусы поменялись местами. Пример – ты ешь курицу, и не задумываешься. Но пойди в то место, где живых куриц превращают в тушки, посмотри… Обыденность поворачивается совсем другой, ужасающей стороной.
Кама Гинкас





Спектакли об убийцах Гинкас уже ставил. Однако между Родионом Романовичем Раскольниковым и Роберто Зукко есть разница. Оба они – богоборцы, убедившиеся в справедливости формулы «Если Бога нет, то все дозволено». Но жалкий лузер, ставший героем Достоевского, еще колеблется и из последних сил хватается за спасительное «если». Роберто же, родившийся на век позже, не знает сомнений и безжалостно давит всех дрожащих тварей, попавшихся ему на пути. И если уж проводить литературные параллели, то еще справедливее было бы сравнить Роберто Зукко с байроновским Каином – этот тираноборец, по версии английского романтика, усомнился в Божьей справедливости и прислушался к совету Люцифера: «Терпи и мысли – созидай в себе мир внутренний, чтоб внешнего не видеть».


Роберто Зукко, подобно Каину, внешний мир тоже в упор видеть не хочет и оттого в прочность тюремных решеток не верит. На какую бы каторгу его не засадили, он легко просачивается сквозь стены, упрямо двигаясь из царства необходимости по направлению к абсолютной свободе. Это очень гинкасовская тема. Герои самых разных его постановок с яростью расшатывали то стены, то потолки, пытаясь побороть проклятую материальную оболочку.
газета «Газета»




Пьеса Кольтеса давно уже никакая не «новая драма». Она скорее «шинель», из которой многое в современном театре вышло. И она в такой же степени есть предвестие новой волны европейской драматургии, в какой и закономерный итог европейского экзистенциализма в его французском (атеистическом) изводе. Из всех произведений мировой литературы «Роберто Зукко» ближе всего стоит к «Постороннему» Камю, но даже по сравнению с этим экзистенциалистским манифестом отчужденности последняя пьеса Кольтеса кажется черной дырой, от которой веет инфернальным холодом и из которой, как ни силься, морали не вытащишь.
Интеллектуальная французская драма любила напичкивать пьесы мифологическими аллюзиями. Кольтес в «Зукко» не интерпретирует старый миф, а скорее творит новый. Миф XX века. Миф о человеке, который отбросил все родственные, социальные, человеческие связи как нечто неподлинное и от которого в итоге осталась одна пустота.
Спектакль, скупая сценография которого пестрит неоновыми вывесками на английском языке, населяют обитатели русской глубинки, отчего драматургия Кольтеса немного напоминает тут драматургию Василия Сигарева, а порой и Николая Коляды. Фальшь мира и его абсурд, как всегда, возводятся у Гинкаса в степень присутствием на сцене двух коверных, которые играют то представителей власти, то обывателей, превращая даже самую страшную сцену убийства ребенка в до ужаса смешной фарс. Глядя на их клоунаду, понимаешь, что мир наш так плох, так пропитан насилием специфического русского розлива, что только святой не заделается тут убийцей. Герой Кольтеса в финале, убегая от преследователей, лезет наверх и падает. У Гинкаса падения нет. Есть лишь бегство. Он не оправдывает своего героя, но и не осуждает. Он словно бы сам взирает на происходящее глазами постороннего. Его презрение к человечеству прежде всегда уравновешивалось попыткой пожалеть людей в их ничтожестве. Он любил экстремальные ситуации, потому что они помогали ему ощутить вкус бытия и в конце концов его нравственную основу. Тут она ускользает... От скрещения мизантропии Гинкаса и экзистенциальной пустоты, явленной в пьесе Кольтеса, остается по большому счету мизантропия. Весь мир помойка, и убежать от него можно лишь куда-то наверх. К солнцу. В далекий мир, где нет зла, потому что нет жизни.
газета «Известия»