

Дядя Ваня
Малый драматический театр – Театр Европы, Санкт-ПетербургНоминации на Премию - «Лучший спектакль в драме, большая форма», «Лучшая работа художника», «Лучшая мужская роль»(Петр Семак), «Лучшая женская роль»(Ксения Раппопорт)
Сцены из деревенской жизни в 4-х действиях
Постановка Лев Додин
Художник Давид Боровский
Артисты: Игорь Иванов, Ксения Раппопорт, Екатерина Тарасова, Наталия Акимова, Сергей Курышев, Петр Семак, Олег Рязанцев, Вера Быкова, Александр Кошкарев
Продолжительность 2ч. 40 мин.
Возрастная категория 16+
Течет жизнь, и рано или поздно - иногда раньше, иногда позже - человек начинает ощущать прошедшую жизнь как некую ценность, которую он не сумел использовать. Начинают мерещиться призраки другой, непрожитой жизни. В этой другой жизни сбываются все самые потаенные желания, осуществляются все надежды, превращаются в реальность самые сладостные фантазии. Человек с яростью сжигает прошедшее, отвергает настоящее и весь отдается этому другому, несбывшемуся, не прожитому. Чем полноценнее человек ощущает жизнь, тем острее он ощущает этот разрыв, это противоречие, которое постепенно становится трагедией. Время идет, и постепенно назревает один выбор - или отказаться от жизни вообще, или найти в себе мужество проживать ту жизнь, которая дарована тебе Богом, судьбой и которую ты в какой-то мере осуществлял и осуществляешь сам, силой своей личности.
Смертельно больной доктор Чехов очень хорошо знал эту коллизию и с удивительной нежностью и отчаянной беспощадностью анализировал ее. Все это, как, впрочем, и многое другое, делает пьесы Чехова и красивейшую из них – «Дядя Ваня» - простой, но вечной мелодией на простые, но вечные темы.
Лев Додин
Додин оставляет себя один на один с текстом, артиста один на один со зрителем, зрителя один на один с жизнью человеческого духа. Главная мизансцена – фронтальная. Главный сценический прием – исповедь. Не другим персонажам – публике, так что часть диалога может вдруг стать монологом.
Это не бытовой театр. Это не театр настроения. Это не концептуальный театр, ибо никакого радикального переосмысления характеров и коллизий тут тоже нет. Это театр душевного состояния, душевного состояния режиссера. В страданиях героев нет безысходности, они лишь закаляют душу. Тут каждый, думая, что он сражается с другими, сражается на самом деле с собственной судьбой. И если захочет, может ее победить.
газета «Известия»