Театральная компания ЗМ
Томас Манн

Будденброки

РАМТ, Москва
Номинации на Премию «Золотая Маска» 2012г. – «Лучший спектакль в драме, большая форма», «Лучшая работа режиссера», «Лучшая работа художника», «Лучшая мужская роль» (Илья Исаев).


семейные хроники



Инсценировка и постановка: Миндаугас Карбаускис

Художник: Сергей Бархин

Музыкальное оформление: Наталия Плэже

Художник по костюмам: Наталья Войнова

Художник по свету: Сергей Скорнецкий



Артисты: Дарья Семенова, Илья Исаев, Виктор Панченко, Андрей Бажин, Лариса Гребенщикова, Дмитрий Кривощапов, Татьяна Матюхова, Оксана Санькова

Продолжительность 3 ч.

Кажется, что конструкция Бархина сделана из дерева, но, если присмотреться, на коричневых поверхностях видна ржавчина. Так и с семьей Будденброков (или с семьей вообще). Так и с буржуазным укладом. Так и с протестантской этикой. Перечень традиционных европейских ценностей, помещенных под условные контуры двускатных крыш как в коррозионную камеру, можно продолжить, но лучше ограничиться названными. Потому что и работа Миндаугаса Карбаускиса состоит в ограничении, а не в расширении смыслового поля.

Миндаугас Карбаускис просто вынимает персонажей из исторического контекста и рассматривает (с холодноватым отстраненным интересом) как универсальные типы. Это, пожалуй, вовсе не психологический театр: характер героя занимает режиссера меньше, чем система понятий и ценностей, которая за ним стоит.

газета «Ведомости»



Карбаускис нигде и ни в чем не насилует плавной поступи этого романа, в котором судьба, рок проступает исподволь, как отчужденная сила социального давления. Хорошая, порядочная семья, ведущая свое дело с XV века, оказывается заложницей странного мирового порядка, в котором на арену все сильнее выдвигаются дикие и грубые.

Кто они? Мы их ни разу не видим, только слышим их реплики и имена, все больше пугающие Будденброков. Но и сами Будденброки, точно картины в их проданном доме, выносятся из пространства истории, пространства сцены один за другим – влекомые не только роком, но и силой собственного соглашательства с бездушным миром.

«Российская газета»



История медленного распада могущественной семьи на сцене РАМТа несется, несмотря на большую продолжительность спектакля, стремительно, и признаки распада видны невооруженным глазом с самых первых эпизодов. То, что в романе вычитывается в длинных добротных периодах реалистической прозы, отжато Карбаускисом до сухой субстанции остатка. Этот остаток к тому же щедро полит иронией, которая только ближе к финалу уступает место печали и состраданию. История, как это обыкновенно бывает у режиссера, обретает отчетливый экзистенциальный привкус. И фундаменты шатки, и идеалы сомнительны, и усилия тщетны, ибо само течение жизни безжалостно корректирует и одно, и другое, и третье.

Жизнь, под завязку заорганизованная всеми видами ритуалов (церковные службы, «правильные» замужества и женитьбы, семейные обеды, чтение книги рода, фолианта, переплетенного в кожу и металл, сборы приданого – все это с самого начала отсвечивает клоунской мельтешней. Люди на огромной сцене под огромными сводами кажутся маленькими и беззащитными, а их попытки сохранить вековые опоры клана или, напротив, расшатать их, выглядят одинаково хрупкими и смешными. Иоганн Будденброк толкает дочку на выгодное замужество с такой же простодушной прагматичностью, с какой потом расторгает брак с обанкротившимся зятем. В приданое вместе с десятками тысяч марок за Антонией дают свернутый в трубочку ковер, расстилают его в доме мужа, а покидая его, вновь деловито сворачивают. И несут рулон сами члены добропорядочного семейства, дочь и папаша: а как же, имущество Будденброков не должно быть утрачено! Домочадцы своими руками собирают фамильные тарелки и ложки в некрасивой сцене наследственного дележа, сами волокут туда-сюда огромные чемоданы с барахлом, которое вроде бы составляет фамильную ценность, но на самом деле так и не приносит никому счастья. Когда молодежь меняет семейный либо общественный статус, легкомысленные кеды сменяются туфлями и штиблетами, а спортивные майки прикрываются унылыми пиджаками. Одеты персонажи современно, в репликах же строго упоминаются даты, принадлежащие второй половине ХIХ века, но под вечными готическими сводами эта история решительно не имеет временного адреса. Это происходит всегда, но и здесь, и сейчас. Развал семейных устоев возникал у Манна не только по внутренним причинам, но на фоне и под влиянием изменяющейся действительности.
У Карбаускиса же главным действующим лицом является не конкретная действительность и не конкретные людские побуждения, а сама тщета, сама ненадежность любых материальных и идейных оплотов, любых побуждений. Оттого такие разные герои здесь так похожи друг на друга – не чертами фамильного сходства, но хрупкостью изначального материала.

газета «Культура»